(Из моей книги "Калейдоскоп цивилизаций"
Перевод Ярослава Полякова)

Жить в Америке---как чувствуется? (написано в 1998)

Бостон, раннее утро в метро. Стоя на платформе этим одиноким утром, американцы, которые обычно стараются выглядеть веселыми, не скрывают усталости от жизни. На темно грязной платформе юноша, в потрепанных джинсах, бренчит на электрогитаре. Он играет кантри, легким глиссандо приглушая звук. По бетонной дорожке между рельсами снуют мелкие серые мыши. Как-то поэтичное утро.

Поэтику в Америке чувствуешь либо в апатичное утро большого города, либо в то свободное время езды по огромным равнинам. Как говорится в древних индейских преданиях, когда первые люди пришли сюда из Евразии и с гор окинули взглядом расстилающуюся перед ними равнину, она как море вся колыхалась под ветром, и мелкими точками по ней передвигались стада буйволов.

Между прочим, в часе езды на север от Бостона, можно найти развалины кельтских построек из огромных камней с выдолбленными на них буквами-рунами, что ясно доказывает, что европейцы жили в Америке давно до Колумба.

Утомленная успехами
Я приехал в Америку, спустя двадцать пять лет, и через некоторое время решил ездить на работу на метро. В машине и ноги затекают и начинает мутить при чтении газет, но больше всего мне хотелось почувствовать забытый дух Америки.

Метро в Бостоне достаточно простое, скорее похоже на трамвай, временами уходящий под землю. В пригороде он окончательно выходит на поверхность и устремляется вперед по специальной колее, окруженной зеленью, поэтому чтение, даже стоя, становится непростым занятием.

Рядом с загородной высшей школой, на платформе, поднимающейся над землей всего лишь сантиметров на десять, по двое, по трое стоят служащие, едущие в офисы. Все как будто затворились в своем одиночестве.

На противоположной платформе полный мужчина, продавец газет, каждый день вцепившись в телефон громко высказывает что-то вроде претензии, резко, с присвистом выговаривая «с». Такое впечатление, что так и не найдя приятелей он не знает как лучше доказать свое существование. В вагоне в тихой атмосфере, где все стараются не помешать друг другу, слышно только как чернокожий юноше отбивает джазовый ритм, постукивая пальцем по стеклу.

Бостон – один из самых старых американских городов, в его суматохе еще ощущается европейский дух, на реке Чарльз на фоне голубого неба белеют яхты. Если подняться по этой реке чуть вверх, то по левую сторону будет кампус бизнес-школы Гарварда, а справа – общежития университета и школа имени Кеннеди. Люди ездят на велосипедах по дорожкам газона, окруженного зеленью, бегают трусцой, читают книги на скамейках, гуляют с собаками – райские пейзажи.

Но в 1996 году, когда я, спустя двадцать пять лет, снова переселился в Америку, местами она была уже абсолютно не похожа на Америку моих студенческих времен, по которой я так скучал. И это не потому, что из университета я переселился в первоклассной жилой район. Не потому, что и магазины, и супермаркеты, и авиакомпании, все поменяли свои названия на совершенно мне не знакомые. И не потому, что японский ресторан «Осака», в который я порой ходил, стал вдруг называться «Киото», а традиционно «черные районы» стали модным местом обитания деятелей культуры.

А мне казалось, что американское общество где-то вялым, уставшим и тусклым. Другими словами те сангвинические американцы с огромными ягодицами, и разговоривающие с преувеличенными жестами и с жевачкой во рту, как будто стали постными, смирными и вялыми. Даже их галстуки стали скромными.

Это был момент, когда экономика Америки, показав свой, может быть последний лоск, собиралась сделать очередной взмах крыльями. Новая Англия, где при высоком удельном весе военного заказа, железнодорожные мосты, наземные дороги и другая инфраструктура повсеместно устарели, снискала себе непочетное звание «проржавевшего региона» и была сильно подвержена снижению коньюктуры и безработице.

За тридцать лет до этого, когда Америка была втянута в конкурентную борьбу с Японией и Тайванем, и хотя реальный доход американцев не увеличился, но вчетверо возросли расходы на образование детей, и даже свадебные церемонии требуют теперь куда больших затрат.

Большой ошибкой было бы пологать, что Америка - абсолютно открытая страна. Как в любом человеческом сообществе и здесь свою большую роль играют личные связи и сделки между приятелями.

Этим особенно знаменита северо-восточная часть страны, где гордятся своим либерализмом: со специальным уважением относятся к лучшим семьям города, а по-английски они так и называются – семьи с хорошими связями (Well-connected Family), и всем приходится посещать «Вечера установления связей», которые устраиваются в ресторанах и в гостиницах практически каждый день и всем присутствующим там широко улыбаться.

Лучшие места в зале знаменитого Бостонского симфонического оркестра обычно закреплены под абонемент знаткам, и каждый раз, когда кто-то из них умирает, места остальных передвигаются на один ряд вперед.

Поэтому, единожды доставшееся высокое общественное положение передается детям и внукам, путем затрат огромных денег и сил. Начало семидесятых годов, когда я учился в Америке, не смотря на то, что Вьетнамская война сделала студентов циниками, было золотым временем расцвета своенравного поколения хиппи и битников, испытавших сильное влияние победы американской экономики в послевоенный период.

Студенты, выдвинувшие помпезный лозунг «Надо реализовать себя», в будни прилежно учились в университетах, а по выходным курили марихуану, приставали к идущим мимо девчонкам и затаскивали их в комнаты своих общежитий, одним словом наслаждались богемной жизнью.

Однако и они, подобно поколению бума рождаемости в Японии, представители которого в студенческие времена выкрикивали лозунги марксизма, выйдя во взрослую жизнь, и поняв, что невозможно прожить не зарабатывая вдвоем, оставили идею поиска самовыражения и превратились в людей, изменивших мораль американского общества от пуританского романтизма к сухой конкурентной борьбе за выживание.

В шестидесятые годы, во времена Битлз и Simon & Garfunkel, на обочинах дорог молодые хиппи с длинными волосами, подвязанными банданами, продавали, разложив на земле, сделанные из проволоки, или чего-то похожего аксессуары. Рядом на роликовых коньках скользили студенты, на пустырях все развлекались игрой с летающей тарелкой.

Изведав атмосферу свободы в Америке шестидесятых годов, я, вернувшись в Японию, почувствовал, что меня как будто заперли в душную клетку, но увидев на обочинах дорог японскую молодежь, продающую самодельные аксессуары из проволоки, я обрадовался, хотя знал, что это они подражают американцам.

Битники – это представители своеобразного ренессанса. Их движение было как будто восстание против доминирующих ранее искусственных пуританских ценностей. Хиппи же вызволили из стен церкви человеческую душу.

Правда, признаки пуританства еще остались в таких началах как принцип открытости бухгалтерской информации и общество доверия, где сделки осуществляются путем спокойной пересылки номера кредитки и подписи по факсу. И Президент США в своей клятве и речах всегда упоминает бога или всевышнего.

В Америке и сейчас, как и прежде процветают движения волонтеров и добровольные пожертвования, но система принятия в семьях иностранных студентов, сейчас, когда зачастую работают оба супруга, становится более трудно осуществимой.

Как то раз, мой приятель американец пожаловался мне на свои трудности. Ему оказывается пришел вызов работать присяжным заседателем на одном судебном процессе. В Японии такого еще нет, а в США решение о виновности или невиновности выносит группа добровольцев присяжных заседателей, выслушав обвинение и защиту подсудимого.

Ими обычно становятся выбранные судом, путем жеребьевки, с учетом сбалансированности профессий, возраста и многого другого группа людей; заседания суда обычно назначаются без учета обстоятельств их работы. Так вот, мой приятель поколебавшись, со словами «если откажусь, то их ведомство того и гляди внесет меня в черный список», взял отгул и все же с определенной гордостью о том, что его отобрали для этой роли, пошел на заседание суда.
(продолжение следует)