К НЕПРЕДВЗЯТОМУ ВЗГЛЯДУ НА МИР

Март 04. Акио КАВАТО

Сегодня во всём мире как никогда поднимаются вопли: <мы не хуже американцев!> и <чем мы хуже европейцев!>(к счастью или к несчастью мало кто произносит: <чем лучше японцы!>). Это особенно заметно после того, как разные народы впервые в своей истории всерьёз столкнулись с капитализмом: наводнение фильмов боевиков с обилием секса и насилия и одновременно хлынувший приток ослепляющих импортных товаров. Первое задевает нервы у многих и последнее вызывает обожание и зависть к западному миру. Но когда Запад обращается с исповедью и высокомерной лекцией, зависть тут же превращается в ненависть; <чем мы хуже!>. Точнее, расширение рамок мировой торговли принесло с собой больной вопрос – глобализация и человеческое достоинство.

Запад – разве империя зла ?

Когда говорят <чем мы хуже>, непременно следуют такие слова: <Вот на Западе только секс да насилие> и <у них не уважают старших>. Но так ли это?
Я прожил 4 года в США и 5 лет в западно-европейских странах и с 80-ти процентной уверенностью могу сказать, что это преувеличенное представление.
Америка – в основном это общество, где более или менее остаются пуританские начала целомудренности, а нынешние волны «политкорректности» ещё больше исключают применение насилия из обихода. В скандинавских странах, где якобы царит «свободный секс», мужчина обычно любит одну женщину и наоборот. Что же касается уважения к старшим, его как такового на Западе мало, но зато они без неестественного принуждения или по-товарищески и с большой любовью относятся к своим старшим. Даже в Японии патриархальные отношения уже до второй мировой войны исчезли (то, что Вы смотрели в телесериале «Ощин», скорее о жизни до второй мировой войны).
О Западе и о капитализме бытуют фатально неправильные представления: «вседозволенность» в капиталистическом мире и «широкий размах капиталистов». Вот к концу перестроечного периода в СССР на улицы Москвы вдруг вылезли мафиози и мелкие дельцы в красных пиджаках, со златой цепью на шее и с револьвером в кармане. Они надсмехались над всякой моралью, над добром и только и занимались мошенничеством да убийством. Для них те, кто умеет вымогать у других, являются «высшими существами», имеющими право на жизнь в «капиталистическом мире».
Но господа, это ничем не похоже на Запад, не говоря уже о Японии. И в США и в Западной Европе образ жизни граждан очень скромный. Владение «Мерседес»ом или «БМВ» является для большинства из них излишней роскошью, типичной для презренных новых богатых. В США в течение 30 лет после 60-х годов уровень реального дохода населения совсем не повышался из-за конкуренции с Японией и другими странами. Сегодня в США и жёны должны зарабатывать, даже если у них нет на то особенного желания. Без этого невозможно дать своим детям хорошее образование.
Жизнь и экономика на Западе построены на принципе доверия и не на взаимных обманах. Если нет, то кто мог бы спокойно сообщать по факсу номер своей кредитной карточки со своей подписью?
Но всё это не означает, будто на Западе всё хорошо, и что люди там обладают более высоким уровнем морали. Нынешний моральный кодекс на Западе выработан в течение более чем 400 лет. После ожесточённой борьбы за утверждение права на свою собственность люди там осознавали, что соблюдение норм в обществе, отстаивание своих прав наряду с уважением чужих прав – необходимое условие к взаимному процветанию.
И тем не менее, мы зачастую слышим реплику: «Ну чем мы хуже? У нас своя традиция». Да, традиции во всём мире равны. И все люди равны. Любое общество, на мой взгляд, должно добиваться двух целей – увеличения богатства (но через честный труд) и равенство в уровне жизни. Чем больше заложены эти качества в обществе, тем больше уважают людей, живущих там, хотя все традиции во всём мире должны быть равными. Ибо если человек беден, то какое может быть для него человеческое достоинство?
И тогда стоило бы всмотреться в свою традицию, чтобы проверить, нет ли там каких-нибудь чужих примесей, которые мешают нормальному развитию своего общества. Например, в бывших социалистических странах глубоко в крови сидит ненависть и зависть к тем, кто пытается заработать больше. Ибо там ставку делали на передел того, то, что имеется в руках. Прибыль предприятий и хозяйств была сконцентрирована в руках центральных отраслевых министерств и оттуда перераспределялась по принципу «всем сестрам по серьгам». Директоров предприятий и хозяйств интересовало не столько расширение деятельности своей организации, сколько выполнение разных показателей из центра.
Это высочайший уровень уравниловки, и не пахнет ни одним зёрнышком «развития». В таких обществах обычно сильна вера во «всемогущество ключевой фигуры», которая может одним взмахом решать, на что направить средства, и люди, живующие в таких обществах, предполагают, что на Западе то же самое. Однако, на Западе и в Японии решение об использовании правительственных бюджетов принимается после тщательного согласования и жёстких дебатов, ибо источник бюджета состоит наполовину из налогов от физических лиц. Там каждый индивидуал платит налоги в размере в среднем до 25% от своих доходов. Когда бывшие соцстраны обращаются к Западу за помощью, и если они не получают согласия, то начинают подозревать их лидеров в отсутствии «политической воли», и тут же начинают искать новых партнёров.
Правда, если более или менее поровну приличный уровень жизни обеспечен, то зачем суетиться ради «развития»? Ответ прост: ладно, как хотите. Но та «приличная жизнь» может продолжаться лишь лет пять, и потом отставание от динамично идущей вперёд мировой экономики будет всё более и более налицо. И предприятия будут лишены средств на модернизацию своего оборудования и их продукция потеряет конкурентоспособность даже на своём рынке, не говоря уже об экспорте. И тогда, даже если тратить всю выручку от экспорта хлопка и золота, этого совсем не будет достаточно для поддержания нормального уровня жизни народа. Лет через тридцать всё это может выглядеть как равенство в обществе первобытной культуры.
С богатых традиций страны надо сбрасывать чужую примесь, примесь, насаждённую при правлении извне. Бизнес должен быть расхвален вместо того, чтобы быть осуждён, а бизнесмены должны использовать свою прибыль на инвестиции, вместо покупки роскошных предметов (хотя налоговые ставки должны быть снижены до разумного уровня), создавая большее богатство и большее количество рабочих мест. Много людей наверно будут зарабатывать на жизнь, занимаясь торговлей товарами и сервисом, но основное добавочное богатство страны должно быть создано производством продуктов и товаров – дело предпринимателей.
Традиция традиции рознь. Экономический уровень общества и традиция в нём оказывают воздействие друг на друга. И неизвестно, что из них является решающим фактором. Когда уровень жизни повышается, люди освобождаются от разных зависимостей, будь то земляческой, будь то кровнородственной, они становятся более самостоятельными. Этот процесс имел место в Западной Европе в 16-17 вв., в Японии после второй мировой войны и в азиатско-тихоокеанских странах сегодня.
Если где-то не сломать заколдованный круг, то эта закрытая цепочка «традиция-общество» будет вечно крутиться в одной и той же форме.
С другой стороны не следует извне форсировать этот процесс. Развитые страны сегодня незаметно для себя испытывают страх: появление после войны большого количества новых слаборазвитых государств может ущемлять свободу и богатство народов развитых стран. И они в спешке стараются навязать свои моральные ценности новым государствам. Мол, если они придерживаются принципов демократизма и рыночного хозяйства, они не будут посягать на наши общества. А на самом деле вмешательство извне иногда приводит к дестабилизации общества, создавая порой новые очаги терроризма.
Итак, всё ясно с традицией. А где искать эталон жизни? Когда распался СССР, было смешанное чувство у людей в странах СНГ. С одной стороны восторг от «освобождения», с другой стороны растерянность из-за того, что он или она больше не гражданин той великой державы, которую во всём мире уважали (на самом деле просто боялись её ракет). До сих пор продолжается поиск своей идентичности. В некоторых странах СНГ часть элиты всё ещё пытается оправдать свой статус, то своей связью с Москвой, то с Западной Европой, время от времени посылая поклон «быстро развивающемуся» азиатско-тихоокеанскому региону. А широкие массы остаются самими собой. И я разделяю их позицию. Вот почему.
Сегодня (или по крайней мере до недавнего времени) это именно москвичи, которые лихорадочно направляли своих детей на учёбу в Западную Европу и Америку. Наверное они осознают, что в их общественной и естественной науках что-то надо наверстать.
У меня возникает неловкое чувство, когда некоторые люди в СНГ ассоциируют себя с Западной Европой, хотя они чужды либерализма и демократизма, и сами живут на привилегиях. Такие люди на Азию ещё смотрят свысока, а порой только расчитывают на материальную выгоду. Но, в азиатских культурах кроется что-то очень ценное, глубокое и неагрессивное. Более того, те пресловутые «азиатские» коллективизм и автократия (автократия в своей высочайшей форме процветала и в римской империи) ныне заменяются демократией и здоровым (порой нездоровым) индивидуализмом.
А Центральная Азия – это самостоятельная историческая единица. Берущая своё начало в Месопотамии и развивавшаяся на основе земледелия, ремесла и торговли по великому шёлковому пути, она и ни Европа, и ни Азия. Выкинув шовинизм, поставив целью осуществление блага и права каждого индивидуума, этому региону нет нужды где-то в другом месте искать свой эталон.

Традиция в Японии – не абсолютная логика, а относительность

Время о времени люди пытаются оправдать свои традиции, ссылаясь на другие примеры. Я часто слышу такие слова: «Господин Посол, Ваша страна Япония так похожа на нас. У Вас уважают старших, не правда ли?» По долгу своей службы я не отрицаю, хотя ежедневно не чувствовал особенного уважения к себе со стороны моих детей. И одновременно, задаю себе вопрос: почему в Узбекистане так часто ссылаются на уважении к старшим, разве здесь дефицит в этом отношении? Правда, что народы Японии и Узбекистана имеют сходство; они оба довольно смирные и прагматичные, не поддающиеся тому или другому фанатизму.
Однако, это не обещает того, что Узбекистан сможет совершить «экономическое чудо» по стопам Японии, ибо есть несколько отличий в истории обеих стран. Во-первых, Япония островное государство, ей угрожали с материка лишь раза два, три. Наверно из-за этого в Японии сильная государственная идеология является аномалией. У неё за всю протяжённость истории единой абсолютной власти почти не было; она была разделена между императором, дворянством, Сёгуном (главой самураев) и позже крупными коммерсантами.
Относительность власти порой вызывала вооружённые конфликты, но во время периода «Эдо» (1603-1867) царил мир под руководством правительства Сёгуна, более мелкие главы самураев (своего рода князья) были назначены на управление тем или другим княжеством («хан»). Они были лишены владения землёй, обладая лишь правом на взимание налогов (у правительства Сёгуна были свои территории). Время от времени Сёгунат переназначал правителей на те или другие «хан».
Следовательно, земля стала принадлежать крестьянам. К периоду «Эдо» самостоятельные крестьяне стали главными действующими лицами в сельской местности. Можно сказать, что система сдерживания и балансирования между лидерами самураев гарантировала частное право на собственность. Этот случай мне напоминает Англию, где соперничество между Королём и Парламентом привело к появлению богатых джентельменов, за счёт капитала которых финансировалась индустриальная революция в Англии. (Однако, относительность власти обоюдоострое средство. Нельзя забывать, что именно это привело к расстрелу Белого Дома в России в 1993 году).
Нас, японцев, очень часто спрашивают: «Какую религию Вы исповедуете?» Большинство японцев на время задумываются и как будто нехотя отвечают: «Ну да, пожалуй буддизм. Могила моей семьи на кладбище, принадлежащем к такой-то школе буддизма». Однако, на самом деле они живут в мире, где разные веры смешаны. В одной семье вполне могут сосуществовать (или вообще нет) маленькие алтари буддизма и синтоизма. В обществе, заметишь или не заметишь, остаются нормы конфуцианства, и многие молодожёны почему-то проводят свою свадьбу в христианских церквях.
Родившись в островном государстве, японцы не нуждаются в доказательстве того, что они японцы. Без сильной, единой идеологии и религии, когда они бывают за границей, они все почему-то крепко ощущают свою культурную принадлежность (отчасти из-за языкового барьера), хотя большинство из японцев не умеют внятно объяснить именно в чём состоит «японскость». Может быть - порядочность, вежливость и честность? Во всяком случае, мы, японцы, не столько логические сколько эмоциональные существа, ориентирующиеся на свою интуицию. Когда о нас мало знали во всём мире, японцы нарочито выдвигали свою национальную особенность, будь то дух самураев, либо ставка на гармонию в обществе. Но, определенная репутация уже завоёвана, и у нас больше нет стремления утверждать самих себя со ссылкой на религию и идеологию.
«Национальное государство» - продукт Западной Европы в 19-ом веке. Как бы восстановление древних империалистических государств, оно вначале было создано как средство завоевания колоний, рынка сбыта товаров под индустриальную революцию. У «национальных государств» (хотя в каждой европейской стране живут по несколько наций) такие атрибуты: сильная армия, сильная разведка и крепкая система сбора налогов. Позже они стали заниматься социальным обеспечением всего народа и под их тяжестью современное правительство каждой продвинутой страны стоит перед необходимостью сокращать и приватизировать государственный сектор, тем самым разлагая устои национального государства. Там мощь частного бизнеса в несколько раз превышает силу центрального правительства, и в насыщенном, дифференцированном обществе для многих людей правительство и политики уже не столь важны.
Эпоха колонизации 150 лет тому назад вынудила Японию открыть себя и идти по следам Западной Европы в установлении «Национального государства». А в Японии во время феодализма уже было сделано первоначальное накопление. Более того, в результате победы войны с Китаем в 1895 году Япония получила от него огромную финансовую компенсацию, в размере, соотвествующем трём годовым бюджетам Китая. Началась индустриализация Японии.
Япония не «вдруг» «чудесным образом» развивалась после второй мировой войны. Корени этого процесса глубокие. В Япониии право на частную собственность, а также капитал и трудовая этика были уже сформированы до индустриализации. Примерно в 1700 году несколько мыслителей на основе буддизма и конфуцианства установили трудовую этику по типу «Только путём своего честного труда ты можешь быть принят в обществе», и распространяли её в частных «школах», которых было много в феодальной Японии (на рубеже 1800 года Япония занимала самое высокое место во всём мире по грамотности обыкновенных граждан и крестьян).
Следовательно, с поступлением западной технологии Японии было относительно легко начать индустриализацию страны. Вкладывали свои деньги и местные «джентельмены», крупные коммерсанты (после приватизации они стали «олигархами», но не эгоистичными) и правительство. И примечательно, что иностранцы были блокированы от этого процесса. Японцы индустриализовали свою страну в большей части за свой счёт. Местные джентльмены и крупные коммерсанты строили железные дороги и текстильные заводы. А правительство строило заводы в основном в нерентабельных, но необходимых для страны отраслях как металлургия, но как только они вставали на ноги и становились рентабельными, тут же продавали частным лицам по высокой цене.
Поэтому, ещё до начала второй мировой войны Япония была уже индустриализованной и урбанизированной, с широкими слоями среднего класса страной. Япония не «выскочила» вдруг из тьмы отсталого феодализма.

Для кого звенит «японская модель»?

Однако, бурное развитие Японии после войны не может не навлечь на себя похвалу, так и зависть. Хотя единой «японской модели» как таковой нет, каждый обозреватель за границей (а иногда и сами японцы) изобретали «японскую модель» в свою пользу и по-разному её истолковывали.
А для советских идеологов задачи были более сложными. Они должны были отстоять устои о превосходстве европейцев над азиатами и о преимуществе планового хозяйства над рыночным. Первая задача была выполнена, когда они по стопам Западных обывателей пришли к выводу, что Япония могла развиваться, пользуясь именно такими отсталыми «азиатскими» моментами, как слепая лояльность народа к предприятиям и правительству и коллективизм. Для этой школы «национальная особенность японской экономики» стало расхожим понятием.
Вторая задача была также решена, когда они опять по стопам Западных знатоков будто бы обнаружили, что в Японии «правительство управляет экономикой и бизнесом». С тех пор «японская модель» звенит, чтобы успокаивать консервативных обывателей на территории СНГ.
Если бы японцы были лояльны к своему правительству, то жизнь политиков и чиновников была бы гораздо проще. Сразу после окончания второй мировой войны японский народ не церемонился со своим правительством. Продажа налево военных запасов, чёрный рынок всевозможных товаров, мошенничество, беспорядок в общественных туалетах, и прежде всего постоянные забастовки рабочих: всё это атрибуты послевоенного японского общества. Если американские оккупационные силы не вмешались бы, то в Японии могла бы произойти коммунистическая революция на основе всенациональной забастовки.
Патриотизм как таковой был в то время чуть ли не запретным словом и к тому же японцы сами не хотели произность это слово, потому, что именно тот ультранационализм, воодушевлённый японской армией, затеял ту войну, приведшую Японию на грань гибели. Когда читаешь послевоенную литературу, бросается в глаза тот факт, что японцами в то время двигало такое чувство: наконец-то жизнь стала опять нашей собственной, давай поскорее вернём тот зажиточный уровень жизни, который был до войны.
И опять, особенной идеологии не понадобилось, чтобы построить общество заново. Все работали на самих себя, ради своей семьи. В то время в мировом масштабе стиль жизни быстро менялся. До тех пор невиданные электроприборы как холодильник, духовка, пылесос и телевизор один за другим вступали в обиход, пробуждая огромное потребление. И японцы всё это производили сами. Прежняя крупная военная индустрия (к счастью) полностью была ликвидирована и предприятиям не оставалось другого выбора. При относительно свободной регламентации и отсутствии коррупции многие японцы в то время создавали свои предприятия; большинство в области торговли и сервиса, но некоторые производители потом развились в такие мировые концерны, как “SONY” и “HONDA”.
Общая атмосфера была таковой: надо работать, чем больше работаешь, тем больше зарабатываешь, если нет, то моя компания проиграет в конкуренции и я потеряю работу. В секторе банковской деятельности и в неконкурентоспособных отраслях промышленности, контроль со стороны Правительства был сильным (и на Западе так было). А Министерство внешней торговли и промышленности время от времени организовывало (большей частью за счёт самих заинтересованных предприятий) разработку новых, но высого-затратных технологий (в США субсидирование военных технологий насчитывает огромную сумму, и их продукция в конечном итоге поступает в гражданское использование).
Однако, в отличие от планового хозяйства Правительство Японии не решало уровень цен (за исключением унитарных хозяйств. Они между прочим не занимают столь большого места в японской экономике, как в странах СНГ), объём производства (за редкими исключениями, как в случае обуздания излишних инвестиций из-за ужесточённой конкуренции) поставщиков деталей и предприятия-партнёров для сбыта своих товаров. «Управление экономического планирования» Правительства разрабатывало и опубликовывало 5-летние или N-летние планы, но их показателями пользовались главным образом чиновники минфина. Они составляли бюджеты, подсчитывая сумму поступлений налогов на основе этих «планов». Частные предприятия составляли свои планы, основываясь на своём собственном прогнозе, анализе и амбициях.
Тут, наверное, возникает вопрос: тогда почему Япония могла так быстро развиться? Разве это не американская помощь и лавинообразный экспорт, которые принесли японцам успех?
Но ответ уже дан. Бурный рост внутреннего потребления и производства и благоприятные условия для деятельности частного бизнеса и создания малого бизнеса и является главным «виновником». Когда речь идёт об экспорте, почему-то многие предполагают, будто Япония «живёт» на нём. Но после войны за многие годы экспорт занимал менее 10% ВВП (в Германии этот показатель в полтора раза выше). Только тогда, когда Япония исчерпала возможность внутреннего потребления, она начала зависеть от экспорта в своём росте (а не в целой экономике). И процесс завоёвывания рынков за границей был мучительным и получился только после больших усилий по повышению качества изделий и устанавления сети сбыта.
США помогали восстановлению Японии, но не до такой степени, как это было в отношении Западной Европы. Япония не пользовалась «Планом Маршала». То, что США предоставили Японии, было большой частью кредитами той или иной формы, хотя часть из них потом были аннулированы. Общая сумма была всего 2,4 млрд. долларов, в разбивке на каждый год насчитывала примерно 4.5% среднего годового бюджета Японии в то время. Это огромная сумма, но тем не менее, это не меняло погоду; Япония развивалась следуя экономической логике и не завися от какого-нибудь «чуда» и манны небесной.
Часто встречается недопонимание в отношении природы управления в Японии. Многие предполагают, что в Японии есть жесткая вертикаль власти. Не говоря уже о таком представлении, будто в Японии Император управляет страной (на самом деле он является символом государства и выполняет функции точно такие же, что английская королева), я сталкиваюсь с таким представлением, что Премьер-министр является всемогущим существом, и что если раз добьёшься доступа к нему и удастся его убедить, то всё будет в твою пользу.
Увы, у нас это не реальность. В Японии каждая конкретная политика, каждая инициатива тщательно разрабатывается в каждом министерстве с согласия всех заинтересованных министерств. И только сильные премьер-министры могут преодолевать сопротивления министерств. Так как влияние и мощь премьер-министра в большой степени зависит от поддержки министерств, располагающих информацией и исполнителями-чиновниками, он не всегда смеет обижать то или другое министерство (надо отметить, что «политические назначения» редко бывают в японской бюрократии точно также, как в британской системе. Японские чиновники в пожизненном найме работают и на основе длительности стажа продвигаются по службе. Отсюда вышеуказанная относительность власти).
Японцы действуют на основе консенсуса, которого добиваются порой только после затяжного и тщательного процесса согласования. Хотя японцы сами иногда пытаются прибегать к использованию «указания сверху», такие инициативы в конечном итоге могут не пройти. Арсенал чиновничьих сопротивлений богатый. И сами японцы, привыкшие к «относительности власти», зачастую дискредитируют сильных лидеров после того, как очередной переломный период проходит. Если предполагать, что Япония страна жёсткой вертикали власти, то это может обернуться просчётом в вашей дипломатии.
Узбекистану ещё предстоит мучительный и болезненный процесс перехода к рыночному хозяйству. Тут нельзя повторять ошибки коммунизма, строить светлое будущее за счёт постоянных жертв нынешнего поколения, но могу сказать, что необходимо терпение. Даже в японском «чуде» лишь спустя 30 лет после войны у нас получилось равное в социально-экономическом отношении общество.